«Это бред!», «Ты параноик!», «Ты псих!». Как часто Он слышал это от друзей, подруг и просто окружающих. Так часто, что уже сам начал в это верить. И не дивно, ведь трудно считать себя нормальным, когда все вокруг пытаются переубедить тебя в обратном. Однажды Он даже чуть не обратился за помощью  к специалистам, но, слава Богу, ему хватило силы воли не впасть в полную депрессию и тем самым принести удовольствие этим коновалам-психиатрам. Было удивительно, как Он не спился или не присел на какую-то наркоту. Что-то держало его от того чтобы сделать подобные серьезные глупости, хотя, что именно, даже ему было непонятно. Возможно воспитание, а возможно гордость, которая не давала опуститься до состояния окружающего быдла. Каждый утро, просыпаясь, Он задавал себе извечные философские вопросы. Ответов на них Он не знал, но это было для него и не важно. Важен был процесс, факт осознания того, что раз думаешь, следовательно – существуешь.  Он ощущал себя  периодично то Гамлетом, то Раскольниковым, то Че Геваром  то Гитлером.  Поначалу ему очень хотелось изменить мир, но, полностью осознав всю утопичность данной идеи, проанализировав все существовавшие режимы, войны, революции, диктаторов и полководцев, Он окончательно решил просто максимально отделится от него, и не ассоциировать себя с ним.  Была ли это гордыня или мания величия? Этот вопрос надо было бы направить к психиатрам, у которых Он так и не побывал. По моему субъективному мнению, это просто защитная реакция, вызванная нежеланием уподобиться миру, прогнившему за свои тысячи лет в крови, насилии и тупости. «Этому миру не нужны философы и поэту» - любил говорить Он – «олигофрен – вот идеал для данного общества». Возникший конфликт между миром внутри и миром  вокруг был, практически, не решаем,  поэтому Он как устрица плотно закрыл створки своей ракушки, уютно устроился и всячески пытался вырастить свою совершенную жемчужину. Он не был хорошим, Он не был плохим. Он был просто сам. Дедушка Фрейд быстро бы поставил диагноз – отсутствие полноценной сексуальной жизни или что-то подобное.  Списав всё на сублимацию, отец психоанализа, внимательно выслушав, назначил бы лечение  в ближайшем Доме терпимости. Но, к сожалению, дедуля не знал Его лично, иначе, возможно, Вся «Теория сексуальности» выглядела бы совсем по-другому. Он был действительно апатичен к сексу, и часто руководствовался словами графа Калиостро «Что есть любовь к женщине, в сравнении с любовью к истине». И жил бы Он так сам может лет 40-50, умер бы тихо, с улыбкой на лице, если бы не своеобразное чувство юмора у чертовки Судьбы. Именно она подкинула ему настоящий «подарок». Так же как  часто именно противоположности притягиваются друг другу, а породистая сучка подпускает к себе кобеля-дворнягу, в его жизнь с грохотом влетела Она.

Сначала Он просто хотел выгнать её из своего мира, плотно закрыть створки ракушки, потом  считал часы и минуты между её уходами и приходами. Теперь она окончательно попутала размерно-философский ритм его существования.  Утром Он хотел ёё убить, а вечером целовать ноги. В его глазах она действительно была безумная, ибо любила все вещи, которые для него не имели ровным счётом никакого значения. Вечно в движении, ни дня без впечатлений, она была не девушкой, а perpetum mobile в человеческом обличье.  Она не представляла своей жизни  без мужчин и сигарет, называя это своими основными вредными привычками. Она любила красивую жизнь, светские тусовки, гламурную одежду, но никогда не заморачивалась  этим. Все земные радости приходили к ней сами, благодаря ёё красоте, обаянию и врожденному фарту. Из-за того что ей всё давалось так легко, Она так и не научилась ценить то что имеет. Он никак не мог понять почему она вошла именно в дверь его квартиры, но ещё большей загадкой для него было – зачем она осталась. Для неё, возможно, это тоже это было не понятно, но разница в том, что она не забивала себе голову извечными вопросами «Зачем?» и «Почему?». Она жила сегодняшним днём, а точнее даже моментом, делал то что хотелось именно ей и, практически, никогда не жалела об этом. И вот Она наспор позвонила  в первую попавшуюся дверь, кинулась на шею незнакомому юноше и призналась в любви. Идея на тот момент казалась ей очень забавной. Дальше в эту же дверь вломились ёё друзья, изрядно пьяные и шумные. Они предложили молодому человеку выпить, но не найдя согласия в его глазах,  так же шумно ушли. На следующее день проходя мимо этой же квартиры ей почему-то снова захотелось зайти к нему. Она даже не думала извинятся, ей было просто интересна увидеть снова его равнодушный холодный взгляд. Она привыкла, что мужские глаза её греют, раздевают, жаждут, тут же всё было по-другому. Она зашла второй раз, потом третий, а потом просто осталась у него жить. Они пили кофе, он ей читал Гете, Байрона  и Бодлера, а она говорила ему про вклад домов Версаче и Армани в мировую моду. Холодными осенними вечерами, они закутывались в плед и слушали Pink Floyd и King Krimson, сёрбая горячий мате, или глинтвейн. Им, несмотря на практически полное отсутствие точек соприкосновения, было удивительно интересно вместе, они гармонично дополняли друг друга. Порой им казалось, что они именно те две частички мифологического  существа андрогина, которого Зевс разрубал пополам, и которые теперь тысячелетиями ищут друг друга. Они засыпали и просыпались в обнимку, вместе хандрили и радовались. Через пол года они даже ориентировались в том, сколько родинок на теле друг друга. А ещё через пол года они расстались. Рано утром Она неожиданно начала собирать свои вещи. Он молча смотрел и не мешал, и только когда она стояла уже в дверях, он подошел и крепко обнял  её. Ему хотелось сказать что-то  нужное и концептуальное, но он понимал абсурдность любых слов произнесенных сейчас. Постояв пару минут вжавшись друг в друга, Он неожиданно отпустил её, и Она ушла, молча и не оборачиваясь. Он смотрел ей в след и всё сильнее сжимал в руке небольшой клочок бумаги. «Я тебя люблю. Слишком сильно люблю. Слишком» - было написано её неровным почерком на этом маленьком листке.