Перепечатывается без разрешения журнала Вог,
октябрь 1995 г.
Контркультура 1950-х годов вернулась к нам в своих
наиболее характерных проявлениях, от бородок и эспрессо-баров до новой
киноверсии классического романа Джека Керуака, но автор статьи в
журнале Вог Тэд Френд задается обоснованным вопросом: сможет ли
Бит остаться прежним?
В 1984 году я отправился на 70-й день рождения Уильяма Берроуза в Лаймлайт,
огромных размеров манхэттенский ночной клуб, и там завел разговор с Алленом
Гинзбергом. За 10 лет до этого Гинзберг мрачно объявил, что «на Спасение
Америки, провозглашенное... нашим Бит-Поколением, надеяться больше не приходится».
Теперь же, в окружении Стинга, Лу Рида, Курта Воннегута, больше интересующихся
пепельной физиономией Берроуза, нежели танцульками под Beat It,
Гинзберг приободрился. Я напомнил ему, что он приезжал к нам в колледж
за несколько месяцев до этого и учил нас медитации (окутанный дымом марихуаны),
а также упомянул, что только что прочел На Дороге. И, как говорится,
врубился.
 |
| Художница Элис Нил (слева) и торговец
картинами Ричард Беллами в кадре из фильма Роберта Фрэнка и Алфреда Лесли
«Сорви мою маргаритку», 1959. Фильм считается одним из первых и наиболее
удачных примеров нового кино, отразившего Бит. |
«Да,» — улыбнувшись, ответил Гинзберг. — «Влияние Бита снова проявится.
Это только естественно после многих лет рейгановско-никсоновского морального
уродства... Вот послушайте,» — добавил он и прочел хайку Керуака:
- «Бесполезный, бесполезный
- Тяжелый дождь
- Вгоняет в море.»
Мимо кассы? Отнюдь. Это Бит.
Гинзберг был провидцем. Битники вернулись, и Бит подхватило другое
поколение. Нью-Йоркский Университет не так давно провел крупные научные
конференции по битникам и творчеству Керуака: 70 процентам присутствовавших
на второй из них еще не исполнилось 25 лет. Идеи битников разжевываются
в странице Интернета, которая называется «Литературный
Оттяг»; только что вышло собрание писем Керуака и карманное издание
его сочинений; в ноябре последовательно модный Музей Американского Искусства
Уитни развернул выставку «Бит-Культура и Новая Америка: 1950-1965».
В этом году Фрэнсис Форд Коппола начинает экранизацию романа На
Дороге, написанного Керуаком в 1957 году, скорее всего — используя
черно-белую пленку для изображения двух главных героев, Сэла Парадайза
и Дина Мориарти, беспрерывно ездивших по всей стране, путавшихся с тетками,
бутылками и законом, в постоянном беспокойном поиске какого-то высшего
оттяга. Когда в феврале прошлого года режиссер объявил в Нью-Йорке открытое
прослушивание, к дверям с надеждой пришло 5000 человек: снег падал на их
береты, пока они ждали своей очереди. Коппола здоровался со всеми за руку.
Он «оценил их ауру».
 |
| Сборище поэтов и художников возле книжного
магазина «Огни большого города» Лоуренса Ферлингетти в Сан-Франциско в
1965 году. |
Ностальгия по Биту пронизывает такие разнообразные явления современности,
как рост употребления героина; возвращение моды на козлиные и ван-дейковские
бородки (Дэн Кортезе, Этан Хоук, Николас Кэйдж, Майкл Стайп, Т.Корагессан
Бойл, Брюс Виллис); выпускники литературных факультетов престижных университетов
Лиги Плюща носят черное и культивируют ауру поэтической депрессии; смутно
отдает дзэном вновь вошедший в моду серфинг на длинных досках; всплеск
интереса к кофейням, где кота на окне зовут Ферлингетти; и даже планы «Фольксвагена»
модернизировать «Жука». «Битники сейчас — повсюду,» — говорит Билл Эдлер.
президент звукозиписывающей компании «НуЙО Рекордз», специализирующейся
на выпуске «изреченного слова». — «Это неоспоримо. Это как плесень.»
«Началось настоящее Возрождение,» — соглашается с ним Энн Уолдман,
директор писательской программы, названной «Школа Выпотрошенной Поэтики
имени Джека Керуака», в Боулдере, штат Колорадо. «Молодых привлекает в
Битниках дух товарищества, идея путешествия, эксперименты с наркотиками
и сознанием — все это их желание сойти с рельсов.»
«Стиль Битников — основное влияние на интеллектуалов Ист-Вилледж,»
— написал мне недавно поэт по имени Воробей. Его написанное от руки письмо
на восьми страницах , интересно украшенное его дочерью пятнами салатовой
заправки, определяло этот стиль, как «людей в бесформенной одежде, пьющих
кофе в кафе и пишущих в своих блокнотиках на спиральках, одновременно слушая
джаз — современный джаз...» Группа поэтов-анархистов, к которой принадлежит
Воробей, называется «ООНевыносимые». Они решили, что самым битовым решением
будет просто-напросто пикетировать университетскую конференцию по Керуаку,
чтобы упрочить аутсайдерскую мифологию. Воробей был в особенности горд
своими саркастическими лозунгами «Мы — Кучка Малолетних Идиотов» и «Они
Правы, А Мы Нет». Он добавил: «Я прочел свою поэму "Поэма" ("Эта
поэма заменяет / все мои предыдущие / поэмы") под гром нескончаемых
аплодисментов.»
Бит-музыкант Дэйвид Амрам называл меня «Папашей». Влатанный в джинсу,
с огромным бисерным ожерельем на шее, он ввел меня в свою квартиру в Деревне
(полузастеленные постели, джазовые плакаты, бонги), чтобы «космически потрепаться»
о своем кореше Керуаке, который часто Амрама здесь навещал. Он хотел, чтобы
я почувствовал ангелов этого места. Более 200 паломников с керуаковской
конференции поднялись по той же самой захезанной лестнице, следуя апостольскому
призыву. «Они ощутили магию в этих стенах,» — говорит Амрам, — «и продолжали
сиять.»
Короче говоря, причудливые идеи снова в ходу в этой земле: страсть,
искренность, каприз, поиск веры. Зазубренная ирония уходит вместе с падением
рейтинга Шоу Дэйвида Леттермана. «Никакой пародии, никакой иронии; мы пытаемся
быть очень искренними,» — говорит Джон Карлин, директор выходящего в свет
компьютерного компакт-диска «Опыт Бита», где основная интерфейсная среда
— битовый «квадрат». — «Они изобрели контркультуру, и над этим нельзя смеяться.»
На самом деле, конечно, можно, но сами Битники заклеимили иронию как «бесплодное
отношение». «Первая мысль — самая лучшая,» — таково было правило Гинзберга
при создании чего-то моментального. Этому совету в 80-е годы следовали,
в основном, только участники телевизионной викторины «Опасность!».
Битники следуют собственным лихорадочным призывам. Как сам Керуак написал
эти знаменитые слова в романе На Дороге: «Единственные люди для
меня — безумцы, безумные жить, безумные говорить, безумные быть спасенными...
[кто] горит, горит, горит, как сказочные римские свечи, взрывающиеся пауками
среди звезд.» Сам Керуак, который отбарабанил На Дороге на нескончаемом
рулоне бумаги за три накачанные бензедрином недели и, в конце концов, поставил
в угол лыжи от алкоголизма в возрасте 47 лет, продолжает гореть, гореть,
гореть как завлекающая легенда.
«Мне нравится слышать, как имя Керуака упоминается как символ путешествий,
как символ проживания жизни, как она есть,» — говорит художник Джек Пирсон,
чьи фотографии и бриколажи полны образов дорожных странствий и печальных
мотелей. — «Как и Керуак, я думаю, что мое искусство на стене — просто
почтовая открытка от жизни, которая и есть реальное искусство.» Однако,
проясняет Пирсон, «при этом мне вовсе не хочется садиться и читать его
книги».
Многие из 25 книг Керуака в самом деле нечитабельны. В худшем случае,
как ядовито отмечал Трумэн Капоте, он не писал, а печатал. Несмотря на
до сих пор звучащий резонанс таких работ, как Нагой Обед Берроуза,
Битники одержали триумф не сколько как литература, сколько как зажигательная
метафора... чего-то.
Фактически, то, что мы думаем о Битниках, — это невнятная смесь неверных
представлений. Как Джонни Депп, купивший недавно поношенный плащ Керуака
за 15000 долларов, мы экзальтированно восторгаемся скорее артефактами этой
оригинальной молодежной культуры, нежели ее действительными идеалами. «Я
пыталась носить свое черное платье каждый день, будучи уверенной в своем
стиле. как настоящая битница,» — признается дизайнер Икс-Герл Дэйзи
фон Вурт с сокрушенным почтением в голосе, — «но потом просто стало слишком
жарко.»
Мода особенно подвержена озадачиванию Битников разномастными понятиями.
Осенняя коллекция Донны Каран была полностью черной: множество штанишек
для костлявых девчонок. которые следует носить с тапочками без каблуков;
коллекция Ральфа Лорена «Ральф» часто включает береты и майки в сине-белую
полоску; а Мучча Прада открыла свое осеннее шоу бит-отделением, где показывались
карандашно-узенькие брючки и квадратно-объемные куртки. «Наши рыбацкие
майки и черные леггинсы определенно заимствованы у Битников, когда стиль
перевешивает содержание,» — говорит фон Вурт. — «Мы пытались воссоздать
образ международного битничества и фильмов Годара, но многие перепутали
это с образом Джеки О.»
Как бы то ни было. Как указывает музыкант Амрам, в любом случае, исторические
предшественники внешнего вида Битников не были битовыми: «Вся эта хренотень
с беретами и темными очками на самом деле пришла от Диззи Гиллеспи и Телониуса
Монка, которые ходили так в начале 40-х годов, чтобы продемонстрировать
свою верность Сартру и европейцам.»
Гэп также попытался позаимствовать немного грома у Битников,
трубя в своих рекламах, что и Керуак, и Гинзберг «носили хаки». Хаки у
них обоих, на самом деле, появились прямиком от Армии Спасения. «Джек просто
носил все, что ему удавалось зацепить,» — вспоминает писательница Джойс
Джонсон, бывшая подружка Керуака. — «У него были просто ужасающие гавайские
рубашки ядовитых расцветок.» Циклический фильм Роберта Фрэнка Сорви
Мою Маргаритку (1959), в котором снимались Керуак, Гинзберг, Амрам,
Грегори Корсо и Ларри Риверс, показывает. что все они носили в действительности:
грубые свитера, протертые на коленых хаки и фланелевые рубашки. Иными словами,
Битники основали грандж.
 |
| Музыканты Ральф Ринцлер, Роберт Циммерман
и Джон Хералд выступают в нью-йоркском кафе "Газовый свет", пристанище
битовых мыслителей. |
Ништяк. Но Битники нам нужны еще круче. чем они были на самом деле.
Нам не хочется слышать, что большую часть своей взрослой жизни Керуак прожил
со своей мамой, Мемер, позволял навещавшим его друзьям спать вместе в гостевой
комнате, только если те были женаты, и поливал грязью хиппи. Или что «Джек
ненавидел бы Клинтона и Хиллари,» как отмечает его биограф Энн Чартерс,
«поскольку ему не нравились женщины на позициях власти, и он поддерживал
войну во Вьетнаме. Он, возможно. посчитал бы Ньюта Гингрича интересным
парнем.»
То послание Президенту Эйзенхауэру, что Керуак по пьяни помог сочинить
в середине 50-х годов: «Дорогой Эйзенхауэр, мы тебя любим — Ты клевый белый
папик. Нам хочется тебя выебать,» — демонстративно зло, детско, фаллократично
и так далее. И вызывает восхищение.
Так что же это был за бунт? И куда он нас завел?
Аллен Гинзберг вспоминает, как он впервые услышал словечко «бит»: его
где-то подхватил в 1948 году Джек Керуак, и означало оно «битый, изможденный,
на дне мира... отвергнутый обществом, сам по себе, на улице». Свободное
содружество людей в Нью-Йорке и Сан-Франциско в 1950-х и начале 1960-х
годов, Битники героизировали спонтанность; Дзэн; марихуану, пейоту, джин
и кофе; дикие путешествия на машинах; жизнь низов; безжалостную честность
в превращении частных чувств в общественное искусство; и детский восторг
перед мохнатыми словесными шутками, вроде «орехово-масляных тараканов»
и «жареных башмаков». (Попробуйте сами: тенистый сок... мрачное яйцо...
летальный мармелад. Вроде весело.)
Бит был построен на заимствованных ритмах, долгих витиеватых фразах
без перерыва на вдох и цветистом и чрезмерном стиле жизни таких музыкантов
бибопа. как Чарли Паркер и Диззи Гиллеспи. (Как и Элвис, Битники сделали
музыку черных основой для новой — и сильно разбавленной, хотя это спорно
— эстетики.) В первую очередь литературное движение, Бит впоследствии вобрал
в себя иные новые формы выражения: ассамбляж, хэппенинги и независимое
кино.
Битники искали такой Америки, которая была бы далека от Америки Джозефа
МакКарти, белых носочков и «Левиттауна». Этот расхристанный поиск ужасал
обывательское основное течение: даже Плэйбой демонизировал Битников
как «нигилистов сегодняшнего дня, для которых, совершенно очевидно, достаточно
просто плыть по течению и все отрицать». Средства массовой коммуникации
также дистиллировали привлекательность Бита, утрируя битницкие стереотипы,
вроде нечленораздельного бормотанья, хлопанья по бонгам, бородок, окаймляющих
подбородки и прочих раскладов, что были эпитомизованы Мэйнардом Дж.Кребсом
в телепостановке Доби Гиллис. К 1959 году уже можно было арендовать
«битника» для своей вечеринки, а Джонни Карсон и другие комики вскоре уже
отпускали шуточки о «кошаках» и «цыпочках», делящих «хату», курящих «траву»
и «посылающих» всех «квадратов».
От этого самозванца в свитере под горлышко отвязаться очень трудно.
Художник Джек Пирсон утверждает: «Больше, чем сами Битники, мне нравится
все это представление о них, которое можно увидеть в Шоу Люси, когда
Люси и Вивиан идут в клуб битников и пытаются проканать под хиповых чувих.»
Однако маннеризмы Бита, лишенные битницкого духа, не являются Битом. Сравните
легендарную поэму Аллена Гинзберга «Вой», написанную в 1955 году:
- Я видел как лучшие умы моего поколения, уничтоженные
безумием, голодающие, истерические, нагие,
тащили себя сквозь негритянские улицы в поисках злого палева...
с песней группы 10,000 Маньяков «Эй, Джек Керуак» 1987 года:
- в Гарлеме четкие заширенные безумцы, уличные девчонки
воют в ночи...
А также сходите посмотрите на развал слабо битницких афишек на Мэдисон-Авеню,
рекламирующих капуччино Каппио, джинсы Пепе, закусочные Уэнди и Макдоналдса
- («Разворачиваю
- Плохого парня
- Уууух...
- О радость
- Сэндвича с Яйцом МакМаффин
- Мики Д.»)
Даже подлинные пороки Битников зачастую передаются в изолированной
и преувеличенной форме. Корни Бита заметны в тусклых, выжженных скитаниях,
запротоколированных Ларри Кларком в фотоальбомах Подростковая Похоть
и Талса, а также в его фильме Детки; в трепливых признаниях
таких разговорных шоу, как Дженни Джоунз и Рики Лэйк; в нью-эйджевых
стенаниях Ширли МакЛэйн; и в гордости гомосексуалистов - Берроуз и Гинзберг
были пионерами этого дела, вышедшими из чулана.
Джойс Джонсон отмечает, что Битники обладали такой способностью к протейскому
стилю, «поскольку именно женщины [в их жизни] работали и вели хозяйство».
Однако мыслительница-феминистка Барбара Эренрейх предполагает, что Битники,
сами того не ведая, подхлестнули рост женского движения, развенчивая как
семейные ценноссти, так и блистательность покупки нового холодильника.
Она пишет, что «две ветви их антимужского протеста — одна, направленная
против беловоротничкового мира наемных работников, а другая — против субурбанизированной
пригородной семейной жизни, которую эта наемная работа якобы должна была
поддерживать, — сходятся вместе в первой всеобъемлющей критике американской
потребительской культуры».
Бит интерпретируется настолько легко потому, что находится внутри:
он —состояние сознания. В отличие от мода, панка или диско, он не вызывает
в памяти никаких физических объектов, а наша культура воспринимает все
визуально (мы поверим, что по-настоящему узнали Битников, как только кино
Копполы выйдет на экраны). «Мы берем неощутимые идеи Битников и пытаемся
создать ощутимые товары в их духе, только и всего,» — объясняет дизайнер
интерьеров Джеффри Билхьюбер, чьи работы напоминают холостяцкие квартиры
эпохи раннего Джеймса Бонда. «Их поток сознания и простота,» — заключает
он, — «похожи на нашу последовательную точку зрения от вестибюля до чердака.»
Что ж, возможно.
Широчайший спектр интерпретаций Бита пронизывает искусства, причем
поп-музыку, возможно, — сильнее всего. Боб Дилан признает, что очень многим
обязан Керуаку и Гинзбергу, как в своем галлюцинаторном языке, так и в
нежелании повторять дубли при записи. Клавишник Рэй Манзарек говорит, что
Дорз никогда не сформировались бы, если бы не Керуак. Курт Кобэйн
выпустил компакт-диск с Уильямом Берроузом, перед которым также преклонялись
панки (Патти Смит ставила его «наверх, рядом с Папой Римским»), Дэйвид
Боуи и, разумеется, Стили Дэн (чье название — Стальной Дэн — взято
из романа Нагой Обед, где так назывался искусственный член).
 |
| Фотография голливудского битника Денниса
Хоппера «Разбитое окно автомобиля», 1961. |
«Битники повлияли на нас очень сильно в смысле радости манипулирования
языком,» — говорит гитарист Соник Ют Ли Ранальдо. — «А также в использовании
нашей собственной жизни в качестве предмета изображения и в нашем лишенном
иллюзий взгляде на современную жизнь.» А культ Грэйтфул Дэд с из
оттяжным, обдолбанным этосом типа мы-никогда-не-играем-одну-и-ту-же-песню-одинаково-дважды-поэтому-пишите-сами-если-хотите
— чистый Бит, очень прочно лежащий в основном русле традиции, как показало
массовое пролитие слез прессой по поводу смерти Джерри Гарсиа.
Работа таких битовых кинематографистов, как Брюс Коннер, Кеннет Энгер
и Стэн Брэкхэйдж, теперь кажется странно и жутко знакомой. Если вы поставите
на ускоренную перемотку, скажем, Восход Скорпиона Энгера (череп,
мужчина, застегивающий ремень на джинсах, окурки, примятые в пепельнице,
мотоциклы, фотографии Джеймса Дина), то увидите внезапно, чему этот фильм
дал восход на самом деле: целому стилю нелинейного, имажистского монтажа
всего МТВ и Оливера Стоуна. (Весьма символично, что Хэнк Корвин, который
участвовал в монтаже Джей-Эф-Кей и Прирожденных Убийц Оливера
Стоуна, редактирует CD-ROM «Опыт Бита».) Более того, как недавно отметил
писатель Рик Вудворд, «Настройтесь на любой прекрасно тусклый, крупнозернистый
видеоклип МТВ с низким разрешением, и скорее всего вы увидите битнического
фотографа и кинематографиста Роберта Фрэнка в рефракции».
МТВ попыталось нажить капитал на явлении необитницкого изреченного
слова несколькими специальными выпусками и регулярным сериалом Слова
В Бою, а также предоставлением обширного эфирного времени бит-рэпперам
Дигэбл Плэнетс. А действие Нагого Кафе телеканала Ви-Эйч-1происходит
в кофейне лос-анжелесского стиля и один из персонажей там — говорящая кофейная
чашка. Обе эти сети попали мимо кассы: каждую минуту, когда они транслируют
эти передачи, они коммерциализуют стиль Бита.
Кажущаяся хаотичная спонтанность Роберта Олтмана тоже многим обязана
Биту, равно как и черно-белые медитации Джима Джармуша (Страннее Рая,
По Закону), и ловкий неаффектированный фильм Ричарда Линклэйтера Лодырь.
А каждое дорожное кино, от ярких и наглядных (Тельма и Луиза, Что-то
Дикое) до инертных (Калифорния), рабски следуют пикареску На
Дороге — кальке двоих на шоссе.
«Берроуз — один из кирпичей моего письма,» — говорит автор сценария
и режиссер Гас Ван Зант. — «Когда я располосовал три законченных сценария
и совместил их у себя в компьютере, чтобы сделать Мой Личный Частный
Айдахо, — это именно то, что сделал бы он. Это какая-то магия: это
как кидать главы в урну, а затем наобум вытаскивать их одну за другой.
Этот метод позволяет вселенной диктовать тебе, а не твоему собственному
думающему разуму.»
Искренние, общинные идеалы Бита проникли даже в неискренний одинокий
мир комедии. «Мы приглашаем комиков не давать свои представления,» — говорит
основатель сериала Горячая Чашка Болтовни Кэти Гриффин в лос-анжелесском
Театре Граундлинг. В сущности, там происходит вечер рассказывания баек,
записанных на манжетах. «Квентин Тарантино говорил о своем страхе перед
крысами и том, как его любят женщины, я рассказывала о своем свидании с
Квентином и том, как его любят женщины, а Джейнэйн Гарофало просто много
выпендирвалась. Мы полагаемся на изустную молву и за вход берем только
три доллара, что представляется очень по-битницки. Когда кто-то пытается
вставить шутку из своего представления, наступает тишина - публика ждет
чего-нибудь свеженького. Чего-то от этого данного момента.»
В литературе, как это ни странно, последователей Бита найти сложно.
Музей Уитни определяет, например, Пола Битти как «молодого поэта, сформировавшегося
под влиянием бит-культуры.» Сам же Битти заявляет: «Движение на меня
не влияло.» Поэт Воробей так же осторожен. «Я трудился, чтобы бунтовать,»
— говорит он. — «Меня интересуют ясность и четкость, а не их бредящий стиль.
Но все эти редакторы говорят мне, что я слишком битов. Может, они и правы;
тогда я, наверное, битник третьего поколения. Это ужасная доля.» Современным
поэтам, утверждает ООНевыносимый Рон Колм, нужно «очистить чрезмерно слюнявое
психическое пространство Битников, чуть-чуть прикончить папочку» — как
это сделали сами Битники, махнув литературный модернизм на джаз.
Писатели также начинают нервничать, когда из их арсенала убирается
ирония. «Этот журнал должен был способствовать вынянчиванию нового битницкого
ощущения общности,» — говорит Дэниэл Пинчбек, со-основатель литературно-художественного
журнала Открытый Город (и сын битовой Джойс Джонсон). «Однако кажется,
что молодым писателям удобнее всего рассказывать анекдоты вместо того,
чтобы сидеть всю ночь напролет и творить спонтанную поэзию. Они слишком
хорошо осознают свое место в рыночном механизме для того, чтобы искать
духовные ценности. Поэтому иногда мне просто хочется все бросить.»
«Поэты, работающие сейчас, не поднимаются до стиля жизни Битников и
не вдохновляются им,» — соглашается Боб Холман, владелец поэтического кафе
«Ну_рикан». — «Они хотят быть в центре, в телевизоре, печатать свои книги,
как и все остальные.»
Тем не менее, сами Битники, фактически, часто стремились к тому, чтобы
быть в центре внимания. То, что Берроуз сейчас появляется в рекламных роликах
фирмы Найки, что Гинзберг не так давно продал свои архивы (включая
обрезки бороды и пару старых теннисных тапочек) Университету Стэнфорд приблизительно
за 1 миллион долларов, или то, что Керуак толокся на литературных конференциях,
жадный до признания, не должно удивлять нас. Битники были первым движением,
использовавшим средства массовой информации для формирования собственного
имиджа, мифологизации самих себя как поколенческой фаланги (Керуак хотел
изменить название На Дороге на Поколение Рок-энд-Ролла, а
фильм Роберта Фрэнка Сорви Мою Маргаритку должен был называться
Бит-Поколение). Джон Клеллон Холмс, написавший первый битницкий
роман Марш! в 1952 году, позднее размышлял о том, что все они заблуждались,
так яростно пережигая свою собственную легенду. «Вероятно, все, что останется...
это сыпь испаряющихся анекдотов, да несколько серьезных работ, что были
все-таки произведены на свет,» — писал он. — «Мы заплатили за дерзость
окрестить себя "поколением".»
И несмотря на то, что Битники были нескованы, анархичными они никогда
не были. «То был националистический, патриотический бунт,» — утверждает
Питер Шьельдаль, художественный критик, до сих пор считающий себя Битником.
— «Сейчас настало время реакции против праведных либеральных ценностей
60-х годов — совсем так же, как Битники противостояли одобренным ценностям
рузвельтовских либералов. Они были голосом свободного гражданина, доказывающего,
что он свободен. Гек Финн был самым первым Битником.»
К слову, Маленький Мятеж: Томас Джефферсон композитора-битника
Дэйвида Амрама, открывшаяся в октябре в Кеннеди-Центре, заканчивается отрывком
из романа На Дороге, который читает Э.Дж.Маршалл. Томас Джефферсон
и Джек Керуак: два великих патриота. Взгляд на Битников в таком контексте
облагораживает их. Они стремились призвать Америку к ее корням, к самой
себе.
Осколки влияния Бита — повсюду, и это счастливое обстоятельство. Как
отмечает культурный критик Дэйв Хики, воодушевляет то, что сейчас апатию
сменила скука: скука, по крайней мере, это желание желания. Но все, кто
попытается подражать стилю жизни Битников, опоздал на много десятилетий
и обречен на невольные пародии: бунт, повторенный дважды, отвратителен
сам по себе. Курить траву в наши дни — поступок скорее будущего кандидата
на пост президента, чем изгоя.
В самом деле, если мы ищем современного последователя действительных
Битников — то есть, консервативно настроенного патриота, бросающего вызов
ортодоксиям сегодняшнего дня, сеящего тревогу среди либералов, по-детски
непосредственного, спонтанного, неспособного оставаться надолго с одной
женщиной, смешного, опьяненного словами актера и проницательного пропагандиста
самого себя, — то кандидатура, наиболее полно отвечающая всем этим требованиям,
наглядно показывает, насколько изменились времена.
Раш Лимбо — вот Битник, которого мы заслуживаем. |
