1) Начнем с вопроса об именах и терминах. Сразу скажу, что уважаю клички и сама их использую, однако, по тактическим соображениям в ситуации общения со СМИ, мне кажется, довольно тупо представлять себя как Чилли Вилли, или Падонок Икс или еще как-нибудь... Вот Слон не стал называться Слоном в передаче на «Канале 100» и правильно сделал. Почему бы не представиться для разнообразия обычным именем - не обязательно настоящим! Чтобы заранее, еще до того, как о вас что-либо толком узнали, не создавать о себе некий субкультурно-экзотический стереотип. Никакого конформизма или предательства идентичности я в этом не вижу, а вижу лишь способ создать предварительные минимальные условия для того, чтобы ваши слова были услышаны и восприняты всерьез максимальным количеством далеких от субкультур слушателей/зрителей. Точно так же предпочтительнее использовать термины «сделай сам», «самиздат» или «самоорганизация» вместе мало кому понятного англоязычного термина DIY (do-it-yourself).

2) При первом самопредставлении следует избегать малопонятных и/или негативно коннотированных, в глазах обывателя и журналистов политических ярлыков, которые позволят им по умолчанию квалифицировать вас как «сектантов», сумасшедших подростков и т.п. Не нужно представляться с места в карьер как «анархо-коммунист(ка)», «анархист(ка)», «альтерглобалист(ка)», «антиспешисист(ка)» и т.п. Вместо этого лучше сделать акцент именно на том, зачем вы приши в студию и что является главной темой - необходимость борьбы со всеми проявлениями ксенофобии и пр. И определять себя для начала нужно соответственно - словом «антифашист(ка)».

3) Затем, по ходу разговора, нужно стараться подготовить почву для введения идеологического ориентира без приставки «анти-» , но и без отпугивающих «-измов» поначалу. Например, «мы выступаем против всех форм социальной несправедливости, а среди этих форм несправедливости - не только притеснение и нападения на иммигрантов, но и массовые увольнения, бесправие трудящихся» и т.п. (пример - первые слова Слона об антифашистах и их взглядах в выступлении на «Канале 100»). Таким образом можно подойти к утверждению о том, что мы выступаем за создание здесь и сейчас альтернатив капитализму и государственным формам регулирования, посредством развития низовых инициатив, самоорганизации, солидарности. То есть мы стараемся показать, что мы и есть те самые силы «гражданского общества», о которых так любят поговорить журналисты, но про которые до сих пор неизвестно, есть ли они в России.

Короче говоря, в контексте общения с масс-медиа и через них – с массовой аудиторией, вместо слов «анархизм» (который ассоциируется с «бомбистами-террористами» или по меньшей мере с «эктремистами») и «коммунизм» (здесь очень сильны негативные коннотации из плохо переваренного советского прошлого), стоит упирать на такие ключевые понятия как солидарность, социальная справедливость (или борьба с социальной несправедливостью), самоорганизация и самоуправление, борьба со всеми проявлениями ксенофобии и нетерпимости к инаковости, а также на критику репрессивного аппарата государства, критику государства как машины воспроизводства социального неравенства и подавления гражданских инициатив и т.п.

И только когда аудитория соответствующим образом «разогрета», можно ввернуть, что за все это выступает современный анархизм - и тут же уточнить, что анархизм - это не то, что о нем думает большинство людей, а то-то, то-то и то-то ...

По-моему, то, как самопредставлялись Слон и Раш на «Канале 100» - удачный пример. В частности, очень удачными были слова Слона о вертикальных иерархических отношениях, проповедуемых неонацистами, и эгалитарных горизонтальных отношениях, за которые выступают антифашисты.

4) Переопределять термины дискусии, а не следовать терминам, навязанным журналистами и господствующим дискурсом. На вопросы типа «Вы за толерантность или против?», «Вы за эктремизм или против?» (за таким образом поставленные вопросы, по-хорошему, журналистов, конечно, надо отстреливать), ни в коем случае не отвечать!!! Ответ в тех же терминах, в той же системе координат всегда будет проигрышным для нас.

Вместо беспомощного барахтания в паутине господствующего дискурса можно (и нужно):

а) парировать вопросом на вопрос: «Скажите, а вы за или против того, чтобы государство квалифицировало наци-скинхедов, несогласных, правозащитников и гражданских инициативщиков одним общим термином «экстремисты?» Или: «Вы за то, чтобы юстиция квалифицировала убийства на почве расовой ненависти как хулиганство?»

б) деконструировать термины (такие как «толерантность» и «эктремизм») и дискредитировать их, поворачивать дискуссию в нужное нам русло.

Журналист «Эха Москвы», чтобы окончательно и однозначно заклеймить Чилли Вилли и всех тех, кого он представляет («Ага, с ними все ясно, они такие же экстремисты как и бонхеды!»), спросил в конце передачи: «Вы за толерантность или против?» Что по умолчанию предполагает формулировка в этих терминах? То, что наше государство - толерантно (sic!), что в нашем государстве толерантность - норма, а нетолерантность - отклонение, с которой оно повсеместно и доблестно борется, в частности, через упомянутые в передаче спонсируемые государством программы «воспитания толерантности».

Так вот, прежде всего, стоит развернуть термин «толерантность» против самого государства, например, процитировав заготовленные по этому случаю выдержки из «Молодежного проекта «Толерантность»» (там говорится «мы, конечно, могли бы взять в руки дубинки, но это не решит проблему» - такая цитата в эфире могла бы произвести достойный эффект). И закончить этот выпад словами «под такой толерантностью мы не готовы подписаться» или чем-то в этом духе.

НО: чтобы бить противника на его же поле, надо взять на себя труд заранее прочесть и проанализировать (лучше - коллективно), что именно государство говорит в своих программах на волнующие нас темы (городская программа «Толерантность» Комитета по молодежи правительства Санкт-Петербурга , «Концепция государственной политики в области духовно-нравственного воспитания детей в Российской Федерации и защиты их нравственности» и т.п. Имеет смысл также прочитать целый номер «Пчелы» посвященный толерантности, где есть например ее определение Резолюцией ЮНЕСКО.

Другой вариант - продемонстрировать, что в господствующем дискурсе «толерантности» противопоставляется «экстремизм». Что это значит? Это значит, что по определению нашего государства, антиподом «толерантности» являются практически все самоорганизующиеся формы активизма, все низовые проявления инициатив, неравнодушия, гражданского непослушания.

«Понимаете, при таком определении, могут посчитать, что даже наша с вами дискуссия способствует разжиганию экстремизма, поскольку в ней речь идет о независимых формах противостояния ксенофобии, неподконтрольных государству!» (и тут же привести в пример запрещение показа фильма о расовой ненависти, о котором говорилось в начале передачи).

А закончить этот пассаж можно так: «Если толерантность означает не вмешиваться и молчать, когда избивают мирных демонстрантов и пытают задержанных в отделениях милиции, то я против такой толерантности!», «Если толерантность означает осуждать всего на три года тюрьмы за попытки убийства на почве расовой ненависти, то я против такой толерантности!», «Если толерантность означает молчать и сидеть сложа руки, когда нацисты идут 4 ноября разрешенным маршем по центральным улицам наших городов, то я против такой толерантности!» и т.п.

После этого логично предложить следующее: «Давайте вообще перестанем пользоваться этим девальвированным термином и вернемся к главной теме нашей передачи - ксенофобии и способам борьбы против нее».

А уж на речевом поле «антиксенофобии» никто не сможет нас побить, никто не сможет упрекнуть нас в том, что мы - расово нетерпимы и т.п.

Напротив, именно здесь мы сможем продемонстрировать, что там, где государство либо не замечает, либо поощряет ксенофобию, мы составляем те самые гражданские силы, которые берут на себя ответственность противостояния и борьбы против общественно недопустимых явлений, враждебных гуманности.

5) Правильно расставлять акценты. Слон и Раш в дискуссии на «Канале 100» совершенно правильно упирали на информацию, выраженную в цифрах (правозащитная линия), диалог с обычными гражданами и пр. У них расстановка акцентов была такая: пропаганда, мирные средства борьбы, и, в последнюю очередь, - силовые методы.

У Чилли Вилли на «Эхе», не без «помощи» ублюдочных вопросов журналиста, получилось все наоборот: участие в фестивале и акции типа «Еда вместо бомб» (ЕВБ) – это всего лишь небольшой довесок к дракам с нацистами! Силовое противостояние нацистам оказалось на первом месте, именно оно было воспринято как основное (поскольку позволило журналисту гнуть свою линию «нацисты и антифа – одна и та же экстремисткая херня»), и именно оно осталось в виде сухого осадка в головах слушателей. Тогда как на долю других, не менее важных для движения (ведь так?) способов борьбы досталось несколько торопливых фраз в конце. И то журналист развернул их против антифа, привязавшись к теме вегетарианства (когда Чилли Вилли заговорил о ЕВБ), в результате чего Чилли Вилли сказал фразу о том, что эксплуатация животных – это тоже форма ксенофобии. Таким образом, он произнес утверждение, которое наверняка было воспринято большинством слушателей с иронией, как еще одно проявление «сектантства» антифашистов.

Почему так важно расставлять акценты ? Потому что никто не даст нам сказать все, что мы хотим (то есть, к примеру, адекватно и подробно рассказать обо всех методах борьбы, используемых антифа). Поэтому нам следует сознательно и заранее выбирать, о чем мы будем говорить в первую очередь.

На мой взгляд, в контексте выступления на широкую аудиторию, начинать нужно с перечисления - мирных пропагандистских методов борьбы (борьбы через общение со СМИ и публикации в прессе, через культуру и просвещение, через летучие митинги, через листовки-граффити-стикеры, через концерты и тексты песен, через формирование у молодежи и подростков критического мышления), тех фронтов борьбы, которые объединяют антифашистов и анархистов с другими гражданами (помощь локальным гражданским инициативам, борьба независимых профсоюзов и т.д.) В ходе любого общения со СМИ стоит делать упор прежде всего именно на эти мирные способы, а также на инициативы, выходящие за узкие рамки субкультур.

В контексте разговора на широкую аудиторию только это способно легитимировать антифашистов. Любое же подробное упоминание и аргументация в пользу силовых методов борьбы, что бы мы сами ни думали об их полезности и необходимости, может только, напротив, выбить почву из-под наших ног и подставить нас под удар «гуманистического» «здравого смысла» большинства. Силовой метод замалчивать все-таки нельзя, но, по-моему, его стоит представлять как «метод, который мы, к сожалению, не можем пока исключить из нашего арсенала» (или что-то в этом духе).

Пример правильного, на мой взгляд, позиционирования антифа по отношению к «насилию» - ответ Раша на вопрос «Допускаете ли вы применение насилия?» - «Мы считаем, что насилие - наименее эффективный метод борьбы против фашизма, но не отрицаем его как один из возможных методов». И несмотря на то, что журналист назвал этот ответ «уклончивым», им в итоге вполне удовлетворились и пошли дальше.

И даже если конкретные выступающие в передаче сами в основном принимают участие в силовых акциях и считают их главными для себя, они должны помнить, что сам контекст выступления в передаче на радио или телевидении делает их на этот момент полномочными представителями антифа - по их словам слушатели будут судить обо всем движении. Поэтому, несмотря на индивидуалистический отказ большинства анархистов быть «представителями» коллектива или движения, нужно принять это правило восприятия, определяемое контектстом, и взять на себя труд рассказать обо всем вышеперечисленном (пропаганде, летучих митингах, участии в культурных мероприятиях и местных инициативах). Для этого нужно, чтобы каждый потенциальный кандидат на общение со СМИ был сам хорошо информирован обо всех формах борьбы, существующих в движении, и готов был в любой момент о них рассказать.

6) Отношение к сотрудничеству с государством. На «Эхе Москвы» журналист завершил свою атаку на антифа и анархистов провокационным вопросом по поводу потенциального сотрудничества с государством в борьбе с ксенофобией. Чилли Вилли, как хороший анархист, немедленно отреагировал на это отрицанием любых контактов с государством как таковым, потому что государство - это в принципе зло, и «мы с ним не играем». Опять-таки, при обращении к широкой аудитории, которая в большинстве своем все-таки привыкла считать государство неким минимальным социальным гарантом и защитником от полного хаоса, приводить в качестве единственного аргумента тот факт, что «фашизм порождается государством», означает, опять-таки, быть проквалифицированным массовым сознанием как сектант (о чем свидетельствовало это журналистское ироническое «ну понятно», подразумевавшее бесполезность и предсказуемость всей дальнейшей аргументации, поскольку «итак все с вами ясно»).

Аргументы против сотрудничества с государством должны быть более четкими и хорошо подготовленными. Нужно сразу исходить из конкретных примеров, а не из общих идей. Можно упомянуть какие-то конкретные госпрограммы по воспитанию толерантности и на их основании показать, почему мы не готовы сотрудничать с такими программами. Можно упомянуть закон об эктремизме. Можно упомянуть, наконец, массовые спонсированные государством «антифашистско-патриотические» движения (типа «Наших») как образец неприемлемого для нас представления о том, что такое антифашизм.

Другой возможный разворот дискуссии: «А почему вы спрашиваете, готовы ли мы сотрудничать с государством? Спросите государственных чиновников, готовы ли они с нами сотрудничать? Антифа-движение, как и большая часть гражданских инициатив, для них в лучшем случае досадная помеха, в худшем - экстремисты!» «Государство не готово принимать наши инициативы, пример этому: Комитет молодежи отказался сотрудничать с фестивалем «Открой глаза»».

Выводы:

Общение со СМИ нельзя пускать на самотек, на откуп случайностям частных самопредставлений. Оно явно требует выработки единой стратегии (что ни в коем случае не ущемляет свободу каждого в расстановке тех или иных акцентов в зависимости от ситуации и личных предпочтений), а также «игровой» проработки ответа на наиболее типичные атаки журналистов, выработки техники контр-вопросов и контратак, неких относительно стандартных формул, которые были бы наготове у каждого активиста или активистки, даже в ситуации стресса, который часто случается при общении со СМИ.

Надеюсь, изложенное мною выше хотя бы отчасти в этом поможет.